– Вы испугаться-то тогда успели?

– Сначала – нет. Да я вообще этого эпизода не помню, все ведь произошло очень быстро.

– Многим стало не по себе, когда они увидели момент.

– Мне тоже, но уже позже, когда восстанавливался. Смотрел видео и думал: елки-палки, а ведь все могло закончиться не так удачно. Мысли стали в голову приходить разные… А если бы конек ударил десятью сантиметрами ниже? А если бы при падении у меня слетел шлем? А если бы попало в шейную артерию? Страшно было, честно скажу. Если желаете вилочный погрузчик купить, обращайтесь.

– Избавились от страха?

– Чуть позже. Просто отогнал от себя все эти думы.

– Неужели, когда вышли на первую тренировку, совсем не боялись?

– Нет. Катался безо всяких задних мыслей. Прошли все плохие мысли за шесть-то недель. И потом… Вы же знаете, если думать о травме, если излишне беречься, то с тобой сразу это все произойдет.

– Можно сколько угодно говорить себе, что не надо бояться, но забыть о травме до конца нельзя, наверное?

– Можно, можно. Поверьте мне. Я выхожу на лед – значит, я должен работать по полной программе.

– Но на Петра Счастливого не злитесь?

– Нет, а он-то тут при чем? Это я оказался в неудачное время в неудачном месте.

– Вы обещали шлем, который вас спас, сохранить на память.

– Да, дома лежит, с дыркой. Мне ведь в итоге наложили пять швов. Но спас меня шлем, очень спас.

– Это самая страшная травма в вашей карьере?

– Такие же сотрясения очень опасны, согласны? Кто-то даже заканчивает карьеру из-за них. Но я, думаю, что все нормально перенес. Если вспоминать все остальные повреждения, то, конечно, серьезней ничего не было.

– Заметил, что хоккеисты про попавшие в лицо шайбы или удары клюшкой вообще никогда не говорят?

– А что говорить? Мне, конечно, прилетало. Шайба с носом встречалась. Зубы выбивали. Обычное дело.

– Сколько вставленных зубов?

– Четыре. По два передних сверху и снизу.

– Вы сказали, что после того эпизода со Счастливым теряли память. Как это проявлялось?

– Во-первых, я не понял, что произошло. Во-вторых, людей некоторых не узнавал. Мне тогда много людей звонило. И вот на телефон смотрю, там какое-то имя. И не понимаю, что это за человек, как с ним познакомился, кто он? Помогал Серега Гимаев. Я вижу незнакомое имя, спрашиваю у него, а он объясняет. Сейчас, конечно, все наладилось.

С полицией не связывался

Максим Спиридонов считался одним из самых талантливых хоккеистов 1978 года рождения. Его тройка с Андреем Петруниным и Сергеем Самсоновым считалось сильнейшей. Все трое уехали в Северную Америку. Заиграл лишь Сергей Самсонов.

– Не повезло за океаном?

– Смотря по каким критериям оценивать.

– Давайте сначала по житейским.

– С этим как раз повезло, все было нормально. Я там стал самостоятельным человеком, оказался в чужой стране, без поддержки, без друзей. И мне надо было пробиваться. Считаю, что с этим справился, выдержал испытание. А ведь пришлось через многое пройти. Скучал, конечно. Мне только раз в неделю разрешали звонить по телефону родным, связь-то тогда дорогая была. А на льду биться приходилось постоянно.

– Вы на тафгая не походите.

– Тут смотрите какая история: в юниорскую лигу Канады приезжает русский, он там один. Конечно, его станут задирать. Вот меня постоянно провоцировали. Я же ведь и там результат показывал, был лучшим снайпером команды, постоянно забивал, отдавал. И дрался. Впрочем, все быстро поняли, что связываться со мной не стоит.

– Почему?

– Да потому что для меня скинуть перчатки не проблема. Кстати, до сих пор не видеокассете есть все мои бои, штук пятнадцать.

– Сколько выиграли?

– Ни одного не проиграл.

– А где же были штатные тафгаи?

– Так поначалу не вмешивались, если бой один на один, они и ничего сделать не могли. А потом один наш крепкий парень, который должен был защищать хоккеистов, сказал, что за меня он спокоен.

– А к канадскому быту быстро привыкли?

– Вполне. Я очень полюбил эту страну и вообще езжу туда каждый год на два месяца отдыхать. Мне там очень хорошо. Кстати, поддерживаю связь с семьей, где я жил. Они следующим летом хотят в Москву приехать. Конечно, встречу их, помогу.

– Семья хорошая попалась?

– Очень. У них ирландские корни. Это сказывалось и на характере людей. Да я сам такой же. С сыном их подружился, он меня знакомил с барами, с клубами. Вратарем нашим был.

– С полицией проблем не было?

– Ни разу. Мне там четко объяснили, что если я когда-нибудь свяжусь с полицией, то это все скажется на продлении или получении новой визы. Я это крепко запомнил и не ввязывался в неприятности.

– И повода не было?

– Один раз, когда мы пришли в бар, какой-то местный стал задираться. Я вскипел было, но меня быстро успокоили. Больше ничего и вспомнить не могу. Даже за превышение скорости не штрафовали ни разу. А вот штраф за неправильную парковку я платил многократно. С этим там строго. Бросишь машину на минуту, возвращаешься, а уже квитанция на 40 долларов под «дворником».

– Теперь о хоккейной карьере?

– С этим не все гладко вышло. Несмотря на то, что я стал самым результативным в команде, задрафтовали меня необычайно низко, под 241-ым номером в девятом раунде. Пробиться в основу «Эдмонтона» было нереально.

– А почему так поздно выбрали?

– Мне объясняли, что, дескать, у меня проблема с физикой, я не слишком габаритный. Хотя все это были какие-то отговорки. Я же отдавал, забивал. Старался пробиться через тренировочный лагерь, но меня неизменно отправляли в фарм-клуб с обещанием, что вот-вот вызовут. Так и не вызвали.

– Вы же стали знаменитыми в России, играя в тройке с Самсоновым.

– Нас и Петрунина вместе Сергей Гимаев поставил. Сергей – огромный талант. Он в то время мог обвести всех соперников, да не один раз, и забить гол. Если честно, то к нему в звено могли любого хоккеиста поставить. Никто бы общей картины не испортил. Но играли мы вместе недолго.

– Сейчас связь с Самсоновым поддерживаете?

– Нет.

Ни одной таблетки

Вернувшись в Россию, Максим провел классный сезон в Хабаровске, забросив 21 шайбу. Было видно, что дар он не растерял. Но тогда говорить со Спиридоновым было невозможно. Судя по всему, испытание медными трубами он не прошел. Партнеры характеризовали Максима, как весьма заносчивого человека.

– Это все правда? Была заносчивость? Было высокомерие?

– Я вот не могу сказать: это все неправда. Может быть, что-то и было такое. Но вообще с ребятами в команде у меня всегда были хорошие отношения. Но ведь всем мил не будешь. Может быть, это говорили те, с кем я мало общался.

– Знаете, нужно обладать смелостью, чтобы поехать играть в Хабаровск. Почему согласились?

– А выбора-то большого не было. Год я провел в Уфе, а затем меня пригласили на Дальний Восток. В такие моменты выбираешь команду, где тебе будут доверять. В Хабаровске доверяли, постоянно выпускали на лед, а я своей статистикой доказывал, что во мне не ошиблись.

– Да и икры, наверное, наелись?

– За два года в Хабаровске ел икру только один раз.

– Как так?

– Так когда ее много, то не хочется. Сейчас я от нее не откажусь, но тогда был совершенно равнодушным. Хотя товарищам в другие города, конечно, возили. Вез всем, кто заказывал.

– У каждого свой метод, как спокойно пережить смену часовых поясов. Расскажите о вашем методе.

– А не было никаких методов. Знаете, наверное, я тогда молодой был, все легко переживал. Даже от снотворного отказывался, хотя для «Амура» это обычное дело, когда прилетаешь домой. А мне почему-то страшно было эти таблетки есть.

– Но все-таки – почему Хабаровск?

– Я же уезжал из России достаточно молодым. Меня никто не помнил, надо было снова всем доказывать, что могу играть и делаю это неплохо.

Падение

А вот после Хабаровска карьера Спиридонова пошла вниз. Не так быстро, конечно, но все-таки что-то сломалось. Говорили даже, что Максим «закончил» и просто доигрывает. Он даже опустился в высшую лигу, уезжал в Швейцарию. Рассказывали, что подвел его характер, не мог найти общего языка ни с кем. И едва не закончил.

– Когда вы переехали из Хабаровска в «Локомотив» в 2003 году, многие завидовали Ярославлю. Дескать, молодцы, приобрели отличного нападающего. Они как-то быстро разочаровались.

– И я быстро разочаровался. Когда меня приглашали в команду, то говорили одно, а на деле оказалось все иначе. Например, меня сразу поставили в четвертое звено и ни разу, повторю, ни разу не дали шанса.

– А как объясняли?

– Ничего не говорили. Просто я играл в четвертом звене, а это соответствующее игровое время. Когда я понял, что никто ничего менять не будет, то, конечно, взбунтовался. Давал и своим видом понять, и своим поведением, что меня это категорически не устраивает. И с «Локомотивом» мы расстались еще в том сезоне.

– Тренер не доверял или руководство?

– Скорее, руководство.

– А потом вы стали менять клубы каждый год, и нигде особо не блистали. 6 шайб в Череповце, 7 голов в «Динамо». Не сработались с Крикуновым?

– Я плохо играл в тот момент. Если бы вы задали такой вопрос в то время, то, может быть, я что-нибудь наговорил про Владимира Васильевича. И это были бы нелицеприятные вещи. Но сейчас я понимаю, что вся проблема была во мне. Понимаете, я успокоился. Мне предлагали контракт, я подписывал и считал, что дело сделано. Отсюда и все беды. До высшей лиги же доигрался в итоге.

– К тому времени уже никто не удивился, что вы играли в высшей лиге.

– А для меня это стало тем дном, от которого я решил оттолкнуться. Посмотрел на все эти гостиницы, стадионы и понял, что надо все менять.

– Это был какой конкретный день? Допустим, рано утром, в Пензе…

– В Пензе, помню, было довольно холодно. Но нет, не в Пензе. Это недовольство собой, своей карьерой копилось во мне изо дня в день. И я решил, что пора все начинать с нуля.

– Обычно что-то становится толчком? Книга или какой-то разговор.

– Да ничего не было, уверяю вас. Просто я много думал о своих проблемах и самостоятельно решил, что хватит.

– Не пили случайно?

– Нет. Да у меня никогда проблем с режимом не было. Дело в психологии. В моих целях, задачах, планах на жизнь.

– Что изменили?

– Первое, что я сделал – поменял свою физическую подготовку. Стало больше фитнеса, меньше штанги. Излишняя закаченность мне мешала. И вот теперь в «Барысе» новый этап мой карьеры. Тут я хочу стать прежним Спиридоновым. Надеюсь, что получится.