Тренер вратарей «Атланта» Максим Соколов в интервью рассказал, что подумывал об уходе в монастырь, открестился от популярности и славы и поностальгировал по рижским десертам и киевскому пиву.
- Как пришло решение повесить коньки на гвоздь? Здоровье подтолкнуло или мысль о том, что всему свое время?
- Наверное, все вместе – и возраст, и ощущение... Пока раздумывал, поступило предложение начать тренерскую деятельность. Не скажу, что я сразу принял решение, но что есть - то есть.
- Сезон заканчивали уже с оформившимся решением?
- Когда чемпионат идет, некогда об этом думать. То есть, если такого рода мысли и приходят, ты говоришь себе: подумаю об этом после. Но вот сезон заканчивается, снова задумываешься: а не пора ли? Проходит месяц отпуска, и ты понимаешь, что придется проходить еще одну предсезонку... Двадцать третью или двадцать четвертую по счету. Вот как-то так.
- Сегодня всех пугают сборами Владимира Крикунова и Олега Знарока. Они действительно так страшны?
- В советские времена все было суровей по сравнению с сегодняшним днем. Школа выживания? Да, наверное, можно и так назвать. И тут скорее надо отталкиваться не от персоны тренера, а от того, насколько здоровье позволяет эти нагрузки адекватно переносить. Но я хотел бы вот какую мысль высказать: сегодняшний перерыв у некоторых хоккеистов длится около четырех месяцев, и в силу, скажем так, спортивного недовоспитания они немного расхолаживаются. Естественно, что все приходится наверстывать во время короткой месячной подготовки перед стартом чемпионата.
- Соколов-тренер - сторонник какого подхода?
- Комбинированного. Истина, как обычно, где-то посередине.
- Почувствовали уже разницу между двумя профессиями - игрока и тренера?
- Конечно. Разница есть и она существенная. Хоккеист зависит больше от себя: правильно все сделал – пошел отдыхать. Работа тренера совершенно другая – она в физическом плане менее тяжелая, но не дает расслабиться. Поэтому сейчас я частенько не высыпаюсь.
- Нервничаете?
- Ну, пока что особо нервничать не из-за чего – игры-то еще не начались, успею утсановить кондиционер. Просто у ребят-вратарей действительно большой объем работы, нужно привести графики к идеалу - чтобы они подошли к началу сезона в очень хорошей форме. Хотя нет, не так – в лучшей своей форме.
- Непривычно, наверное – впервые в сознательной жизни летом не надо тренироваться, следить за весом, сдавать тесты...
- Я все-таки отслеживаю свое физическое состояние, может быть, по инерции. Не люблю хоккеистов, которые разбухают сразу после окончания карьеры. Конечно, определенную свободу в отпуске уже почувствовал, но все свое свободное время тратил на детей.
- У вас оба сына вратари, вам их не жалко?
- Честно говоря, не очень понимаю это слово – жалость. Что это такое? Ребята играют, им интересно.
- Они сами выбрали вратарскую стезю или вы им посоветовали?
- Я был категорически против! Но так вышло. У них не очень получалось в поле, а я играл в хоккей в других городах и не мог отслеживать эти моменты. В итоге одному было предложено поменять амплуа, а другой сам попросился. Наверное, думал, что в воротах нужно меньше бегать и больше отдыхать. Но он ошибся.
- Признайтесь, тоска по игре гложет? Или еще мало времени прошло?
- Как-то все у вас печально – жалость, тоска... Того, что было, быть уже не может. Мне 41 год, и к такому повороту на жизненном пути я уже готов. Естественно, окончательно коньки на гвоздь еще не повесил, буду играть за любителей, когда представится возможность. Но, думаю, это будет не скоро – только тогда, когда в клубе все будет хорошо. Но, тем не менее, форму буду надевать.
- Последний шлем пока в музей не собираетесь отдавать?
- Да какой музей, о чем вы? Хотя, без сомнения, у меня есть какие-то свои вещи, которые я оставлю на память навсегда, в том числе и два шлема. Но я не цепляюсь за прошлое. Свои хорошие матчи даже не помню, когда и смотрел. Это было очень давно. Стараюсь жить настоящим и будущим, а прошлое – его надо помнить лишь затем, чтобы подопечные не повторяли моих ошибок.
- Но если, например, СКА попросит у вас какую-то деталь экипировки для клубной экспозиции...
- С удовольствием отдам! Но таких просьб пока не поступало.
- Вас не задевает, что не позвали на работу в петербургский клуб?
- Почему не позвали? Звали меня в систему СКА, только в команду лигой ниже. Состоялся обстоятельный разговор, но... Как бы это объяснить? Двадцать с лишним лет я играл в этой лиге и предпочел остаться на таком же уровне. В другой лиге мне наверняка не хватало бы эмоций, которые я здесь испытываю.
- Многие ваши коллеги начали тренерскую деятельность с детского хоккея, постепенно поднимаясь - МХЛ, ВХЛ...
- Попасть из детского хоккея в КХЛ шансов почти нет. Надо сразу определиться – работаешь ты с детьми или в большом хоккее.
- А вот бывший помощник Милоша Ржиги Андрей Потайчук сейчас работает детским тренером в московских «Крыльях Советов».
- Не знаю причин, по которым он пошел на эту работу. Наверное, они есть, плюс есть и какие-то эмоции. Но уверен, что если у Андрея будет предложение из большого хоккея, он его незамедлительно примет.
- В КХЛ подавляющее большинство легионеров из числа вратарей и тренеров вратарей – финны. Это дань моде или объективный фактор?
- Думаю, и то, и другое. Финны работают кропотливо, движутся вперед шаг за шагом. У них во всем так – нация небольшая, ресурсов мощных нет, поэтому они очень бережно относятся к своим, скажем так, росткам: поливают, окучивают, лелеют - чтобы они выросли в настоящее красивое плодоносящее дерево. У нас же, к сожалению, любят разбрасываться людьми – не получилось у этого, давайте его забудем, возьмем нового. Не будем забывать, что сейчас очень много финнов играет и в НХЛ, то есть, объективно, финская школа – очень хорошая. Впрочем, есть один момент: не все финские специалисты сильнее, чем российские.
- Вы довольны, что ваши нынешние подопечные – россияне?
- Несомненно! Признаюсь, предложение от «Атланта» было не единственным, но большую составляющую в моем решении сыграл именно тот факт, что работать буду с россиянами. Мои ребята только начинают расти и в любой момент могут выдать свой лучший результат. Надеюсь, смогу помочь им реализовать свой талант. И очень важно, что я могу донести все нюансы в работе на том языке, на котором они говорят с рождения.
- Когда игроки или тренеры переходят из одного клуба в другой, они говорят зачастую, что матчи против прежних команд будут носить для них особый подтекст. Для вас будут принципиальными матчи против СКА?
- Конечно, нет. СКА меня ничем не обидел, и никакого зла на родной клуб у меня нет. Это будут просто матчи. Находиться в Санкт-Петербурге на проспекте Большевиков – всегда одно удовольствие, думаю, там всем приятно играть – и гостевым командам, и хозяевам.
- Максим Сушинский все обещал организовал прощальный матч, да так и не организовал. Вы-то планируете?
- Задам встречный вопрос: а для чего? Какой в этом смысл? Я человек, не популярный, не лучезарный, мне слава не нужна - в том формате, в котором она представлена на ТВ или на радио. Думаю, Сушинский точно такой же. Единственное, что я бы хотел сделать, если бы был свободен – перед каким-нибудь матчем выйти на лед и попрощаться с болельщиками. Спокойно и корректно, без лишнего пафоса. К сожалению, этого не произойдет, потому что я в «Атланте». Благодарен петербургской публике за доброе отношение. Она меня всегда привечала, встречала после игры, переживала вместе со мной. И не только петербуржцы – где бы я ни играл, всегда такие люди находились. Всем большое спасибо.
- Олимпийский чемпион Виталий Прохоров по окончании карьеры ушел в монастырь. Посещали ли вас подобные мысли?
- Конечно. Когда понял суть понятия «вера», были такие мысли. Хоккейная жизнь идет совершенно другой дорогой, нежели дорога православного христианина. Это жизнь на колесах, жизнь воина. Бой есть бой, идет сражение за сражением, люди выматываются, у них теряется сострадание друг к другу. Хоккейное закулисье противоречит христианскому образу жизни. Бывает, как-то уживается в людях одно с другим, но я не из их числа, я такой же слабый, как большинство из нас.
- Игра кого из вратарей вашего поколения вам импонирует больше всего?
- Знаете, большим фанатом вратарского искусства меня не назовешь. Я любил хоккей и всегда плакал перед телевизором, когда сборная СССР проигрывала. Но это случалось крайне редко, и слезы мои были нечастые. Если говорить о вратарях, мне в свое время очень импонировал Билл Рэнфорд, а из современных – Мартин Бродо, Патрик Руа, а из наших – Артур Ирбе: с его-то данными, совсем не вратарскими, не хоккейными, завоевал мировое имя.
- У Сергея Михалева в аэропортах бывают проблемы - пластина в колене звенит. Болт, который остался у вас в ключице после операции, не досаждает?
- Так у меня болт титановый. С ним никаких проблем на металлодетекторе нет, в основном звенят ремни, часы, крестик – прилично набегает металла на человеческом теле.
- Генеральный менеджер «Автомобилиста» Леонид Вайсфельд как-то вспоминал, что в 90-е очень любил ездить в Ригу из-за взбитых сливок. Вы какую поездку ждали с нетерпением?
- В те годы любая поездка в Латвию, на Украину, в Белоруссию была отдушиной. Если в Риге, например, были хорошие десерты, то в Киеве продавалось пиво, которое было недоступно здесь, в России.
- Вы довольны своей игровой карьерой в целом?
- Сложный вопрос на самом деле, хотя и кажется простым. Тут нужно знать меня. Мои родные подтвердят: я постоянно чем-то недоволен. Если доволен, значит, молчу, если нет – свое недовольство выскажу. Поэтому на ваш вопрос я отвечу молчанием.
Екатерина Балева,
